[COLOR=red][SIZE=+1]свечи тьмы
[SIZE=+1]Смерть моя – в твоих ладонях, параллельно твоей душе.
Следы наших ангелов пожирает амёба сердца!
Раскрой лепестки моих губ, вспомнив движение неба...
Я – как цветок смерти, проявившийся вне растения: оно извергло плоды свои и убило их медленным беспощадным лучом жизни.
Смерть – здесь; приходит она во тьме и предлагает себя. Аромат законов её чарует, из глаз исходя; пальцы танцуют: иди за мной.
А мы – в роли её следов. Поступь её дерзка; она в припадках истеричного смеха алмазами каблуков ставит печати наших лиц на протоколах дней.
Смерть – пчела: летает вокруг, ждёт, когда нальюсь я нектаром спелым; она наполнит карманы душою моей – и исчезнет тихо.
Совокупление при свечах тьмы, гроздья небес свисают; и вот я – в раю. Он напоминает тебя, но ты – нечто отдельное в мелодии моего сна.
Реки втекают в небо, сахарное небо, – здесь, в твоих глазах. Это было бы течением моего сердца, – когда бы сердце моё не располагалось вне меня.
Хрустальное нечто рая – цивильное небо со впалыми ланитами дна, с третьим глазом между ног вечности: на прокрустовых сексодромах возлежат здесь и наши души.
Сперматозоид – модель вселенной: мы созданы как свидетели эдипова комплекса Бога, это – акт насилия... Станет любовником свободы каждый, кто убьет в себе фрейда.
Я вхожу в твоё сердце, как вошёл бы в рай, – не будь он в моём сознании порождением Господа Бога. Тебя, адекватную небесам, нахожу в своём сердце.
Райскую Рапсодию играют скрипки сердец наших; по нотам расписаны, исполнены импровизации ноктюрны наших губ.
Смерть – маленькая охотница. Летит она на крыльях нашей юности, взором утренним пронзая золотые шпили наших уст, круглое небо заполняя собой в наших душах.
Тело моё ничтожно, пламень Ада в груди моей; дух мой знает: я – иду. [/SIZE][/COLOR][/SIZE]